Но Белвар не закричал. Нет, он не доставил удовольствия Дайнину. Вождь гномов в последний раз взглянул на Дзирта, когда два других дрова выволакивали его из пещеры, и прочел искреннюю боль и мольбу о прощении во внешне бесстрастном взгляде юного дрова.
Как раз в тот момент, когда Белвара уводили, темные эльфы, которые гнались за убегавшими гномами, вошли в другой вход.
– Нам не удалось их поймать в этих крохотных проходах, – пожаловался один из них.
– Проклятье! – зарычал Дайнин. Одно дело было отпустить безрукого гнома-жертву домой в Блингденстоун, и совсем другое – дать убежать невредимыми другим членам экспедиции гномов. – Я хочу, чтобы они были пойманы!
– Их может поймать Гвенвивар, – заявил Мазой, подзывая к себе пантеру и не сводя глаз с Дзирта. Сердце Дзирта подпрыгнуло, когда маг похлопал громадную кошку по голове. – Давай, крошка, тебе еще предстоит охота! – оказал он.
Маг видел, как Дзирт поморщился, слыша эти слова; он знал, что этот чистюля не одобряет участия Гвенвивар в подобных действиях.
– Они убежали? – спросил Дзирт Дайнина с каким-то отчаянием в голосе.
– Если мы позволим, они добегут до самого Блингденстоуна, – холодно ответил Дайнин.
– И они вернутся?
Презрительная гримаса Дайнина должна была показать, насколько нелеп заданный братом вопрос.
– А ты бы вернулся?
– Значит, мы выполнили свою задачу, – сказал Дзирт, тщетно стараясь найти лазейку, которая позволила бы заставить Мазоя отказаться от подлого намерения втянуть в эту историю пантеру.
– Сегодня мы победили, – согласился Дайнин, – хотя наши потери достаточно велики. Мы можем еще позабавиться с помощью малышки Мазоя.
– Позабавиться, – повторил Мазой специально для Дзирта. – Беги в туннель, Гвенвивар. Посмотрим, как быстро умеют бегать напуганные гномы!
Уже через несколько минут Гвенвивар вернулась, неся в зубах мертвого гнома. Когда она положила труп к ногам Мазоя, тот скомандовал:
– Возвращайся! Принеси мне еще!
При звуке падения тела каменный пол, сердце Дзирта сжалось. Поглядев в глаза Гвенвивар, он увидел в них печаль не меньшую, чем его собственная.
Пантера была охотником, но повадки ее были в своем роде такими же благородными, как у Дзирта. Но для жестокого Мазоя пантера была не более чем игрушкой, орудием его извращенных удовольствий, убивающей только потому, что это доставляло наслаждение ее хозяину.
Да, в руках Мазоя Гвенвивар была всего лишь убийцей.
У выхода в туннель Гвенвивар остановилась и посмотрела на Дзирта, как бы извиняясь.
– Вперед! – крикнул Мазой и ударил пантеру по заду.
Затем он тоже взглянул на Дзирта. То был мстительный взгляд. Мазой упустил возможность убить молодого До'Урдена; теперь ему предстояло придумать убедительное объяснение своего промаха для непрощающей матери. Мазой решил, что подумает об этой неприятной встрече позднее. Теперь же, по крайней мере, он не лишит себя удовольствия наблюдать за страданиями Дзирта.
Дайнин и остальные не подозревали о разыгрывающейся между Мазоем и Дзиртом драме. Они были слишком заняты ожиданием возвращения Гвенвивар, слишком погружены в размышления об ужасе, который вызовет у гномов такой блестящий убийца, слишком увлечены мрачным юмором этой ситуации, извращенным юмором дровов, когда то, что должно было бы вызвать слезы, вызывало у них смех.
Закнафейн До'Урден. Наставник, учитель, друг. В слепой ярости, вызванной собственными разочарованиями, я не раз приходил к выводу, что Закнафейн не отвечал ни одному из этих определений, Может быть, я ждал от него большего, чем он мог мне дать? Может быть, я напрасно ожидал совершенства от этой измученной души? Следовал ли он общепринятым нормам вопреки собственному опыту, или его опыт отрицал эти нормы?
А ведь я мог бы стать им. Мог бы жить в плену у бессильной ярости, погребенный под ежедневными приступами злобы, какую таит в себе Мензоберранзан, и под всепроникающим злом. собственного семейства, от которого не дано избавиться никогда в жизни.
Кажется логичным предположить, что мы учимся на ошибках старших. Я думаю, в этом было мое спасение. И если бы не пример Закнафейна, я тоже никогда не нашел бы избавления, по крайней мере при жизни.
Лучше ли тот путь, который избрал я, чем путь, выбранный Закнафейном?
Думаю, что лучше, хотя достаточно часто бывают у меня минуты отчаяния и тоски по тому, другому пути. Тот путь мог бы быть легче. Однако если идеалист не может подняться до высоты собственных принципов, то правда становится ничем перед лицом самообмана и принципы эти обесцениваются.
Поэтому мой путь лучше.
Я живу, оплакивая свой народ и самого себя, но больше всего – того оружейника; теперь, когда он потерян для меня, кто укажет мне, как – и зачем применять оружие?
Нет большей боли, чем эта боль; с ней не сравнятся ни удар остро заточенным кинжалом, ни огненное дыхание дракона. Ничто так не сжигает сердце, как пустота от потери чего-то или кого-то, когда вы еще не измерили величину этой потери. Часто теперь поднимаю я чашу, произнося лишенный смысла тост, с извинением, предназначенным для, ушей, которые уже не слышат:
«За Зака, который вселил в меня мужество».
Дзирт До'Урден
– Восемь дровов мертвы, одна из них – священнослужительница, – сказала Бриза Матери Мэлис, стоя на балконе Дома До'Урден. Бриза поспешила вернуться домой с предварительным докладом о стычке с гномами, оставив сестер дожидаться дальнейшей информации вместе с толпой, собравшейся на рыночной площади Мензоберранзана. – Но гномов погибло почти четыре десятка. Это полная победа.